Отправлено 04 марта 2010 - 01:16
И кит им — не рыба!
аффтар: Черный Аббат
− Хвойные деревья, произраставшие на нашей планете 900 миллионов лет назад, представляли собой густые папоротники, усеянные семенами, благодаря которым эти папоротники и размножились, став самым распространен...
− Ту-ту-ту-тук...
− Но на самом же деле папоротники были вовсе не деревьями, а растениями совсем другого класса, просто из-за благоприятных климатических условий они смогли по своим размерам приблизиться к нынешним дере...
− Ту-ту-ту-тук...
− Также ученые считают, что теория о периодических катастрофах, после которых исчезало до 90 процентов видов на Земле, нуждается в дополнениях и уточнениях, поскольку наша пла...
− Ту-ту-ту-тук.
− Самое сильное потрясение, которое испытала на себе живая природа нашей планеты, произошло 12 миллионов лет назад, и это время, которое известно ученым как мез...
− Ту-ту-ту-тук....
− Знаешь, почему в Австралии аборигены разрисовывают тела белой глиной? Дело в том, что они таким образом показывают свое отношение к бож...
− Ту-ту-ту-тук...
− Почему вулканы, извергаясь, «плюются лавой»? Это происходит из-за того, что под земной корой находится более горячая субстанция, которую ученые называют магмой, и она под давлением и показывается нам. Когда вулкан извер...
− Ту-ту-ту-тук...
Петрика, проснувшийся из-за настойчивого бормотания соседа, не в ритм наложившееся на стук колес, сглотнул, и поморщился. Как всегда, если выпьешь днем стаканчик вина и уснешь, а потом резко проснешься, болела голова. Шея затекла... К тому же, этот очкарик...
Петрика выразительно глянул на соседа по верхней полке, но тот, счастливчик, еще спал. Соседом по купе у Петрики был Толик, крестный жены. Отличный парень, весельчак и душа общества. Петрика вспомнил, как здорово и смешно Толик довел до слез стюардессу молдавских авиалиний в прошлом году, когда им повезло заработать в Москве на стройке по 600 долларов, так что обратно и полететь можно было. Всю дорогу Толик шутил, смеялся, веселился, приставал к соседям, звонил жене на мобильный во время взлета и посадки, звал стюардессу «Танюшей», хоть у ней на груди и была табличка с надписью «Наташа»... Эта Таня, ну, которая Наташа, рыдала потом на плече какого-то мудака в кителе и тот все порывался набить Толику морду, но молдаване не такой народ, чтобы дать в обиду своего. Так что пришлось этому летуну долбанному поорать, да успокоиться.
Петрика улыбнулся. Весело было. Только молдаване умеют так веселиться, подумал он, и с огорчением подумал еще, что если бы к ним в купе не подселили этого очкарика с ребенком, то поездка была бы прекрасна. Но очкарик с ребенком были здесь... И поездка грозила быть испорченной. Начать с того, что очкарик, ввалившись в купе под Тирасполем, стал морщиться, и демонстративно открывать окно. А ведь они с Толиком ничего такого не делали, просто покурили на дорожку, закрывшись. Затем очкарик, почему-то, заказал у этого проводника долбанного два комплекта постельного белья, чем поставил Толика и Петрику в неудобное положение. Ведь тем самым очкарик подчеркнул их нежелание брать постельное белье, а почему они должны его брать, если в этом поезде «Санкт-Петербург-Молдова» комплект постельного белья стоит 34 рублей, в то время, как в поезде «Молдова-Санкт-Петербург» такое же белье стоит 27 рублей. А все потому, что поезд русский. Долбанные русские!
− Да, но в молдавском поезде вам за семь рублей дешевле подсунут простыню, у которой в ногах большущая дыра, - попробовал развести ребят на деньги русский проводник.
− Глупый ты человек, - ответил мрачно Толик, - что с того, если я переверну эту простыню, и дыры под моими ногами не будет.
− Но тогда она окажется под твоей головой...
− Но тогда она не будет мне видна, - резонно возразил Толик.
На это проводнику нечего было сказать. Пробурчав что-то про жадность, дикарей и прочую оскорбительную чепуху, он убрался в соседнее купе. Судя по довольному виду, с которым он из купе вылетел, там были не такие умные как Толик с Петрикой люди. Так и оказалось. Проводник занес в купе четыре комплекта постельного белья, чайник, два стакана, и еще печенья. Все это стоило денег, и сразу стало понятно, что в поезде, кроме Петрики и Толика, больше гастарбайтеров нет.
Правда, до границы с Приднестровьем ситуация изменилась: на деревенских полустанках поезд постепенно заполнялся, и Петрика, с облегчением вдыхая воздух, пропахший кислой овчиной, жареной рыбой, чесноком и потом, понял, что нашего полку прибыло. Парень даже начал строить несмелые планы на то, что им в купе подсадят двух нормальных мужиков, и они скоротают время до Москвы за каким-нибудь достойным занятием. Ну например, партией в белот. Но не тут-то было! В купе зашел этот мудила с щенком лет пяти, - проветрил все, хоть его об этом и не просили, - и, что самое отвратительно, начал читать. Петрика глянул на часы, чувствуя слабость и головную боль. Семь вечера. Значит, он читает уже третий час... Петрика приподнялся на локте и с ненавистью поглядел вниз. Очкарик, с довольной физиономией, сидел на нижней полке, держа в руках зеленую книжку. Петрика, шевеля губами, прочитал три буквы сзади на обложке.
− А-С-Т... - тихо прошептал он.
− Ну до чего же тупые эти русские, - подумал он задумчиво, - ведь всему миру известно, что алфавит это АВС...
− Видимо, русские что-то напутали, - подумал Петрика.
− И тут не обошлось без их легендарного пьянства, - решил он.
Щенок смотрел на папашу с восхищением. Сразу видно, ничего хорошего пацан в своей жизни не видел. Тощенький, бледный. Сидит, руки по швам. Нормальный молдавский ребенок, - знал Петрика, взявший в прошлую свою поездку дочь, Настику, - давно бы уже половину поезда разнес. Щенок слушал внимательно, папаша бубнил, а Толик, к сожалению, спал, так что подшутить над ботаником было не с кем. Так что Петрика стал слушать. Постепенно он стал злиться. Ведь то, что было написано в этой долбанной книжке, было чушью чистейшей воды! Ну, например...
− Планета, созданная 4 миллиарда и 600 миллионов лет назад... - читал папаша.
− Да как же вы это блядь посчитали?! - бурчал Петрика.
− Крокодил, утянув добычу под воду, ждет, пока она разложится, и лишь потом приступает к трапезе, а не захлебнуться ему помогает специальная заслонка в горле, которая поз...
− Да всем же блядь известно, что крокодил рыба! - возмущенно думал Петрика. - Как он задохнется в воде-то, а?!
− Почему пчела никогда не теряет дороги в улей? - спрашивал папаша.
− Все дело в том, - читал он, едва Петрика собирался открыть рот и объяснить этому дураку городскому, почему, - что у нее есть природная система навигации, которая и дает пчеле возмож...
− Трутни — нужны они или нет? - говорил папаша.
− Да ка... - начинал бурчать Петрика.
− Оказывается, да! - говорил папаша несносную чушь. - Ведь именно благодаря трутням и происходит размножение пчелиного роя, что позволяет этим удивительным насекомым...
− Интересно, - мрачно думал Петрика, - кто-то из этих говорунов сраных, которые книжку писали, видел когда-нибудь пчел?
− А вот еще, сынок, - говорил обрадованно папаша, - интересное про китов. Хочешь?
− Да! - взвизгивал щенок, и Петрика от огорчения едва не сплевывал.
− Оказывается, - с важным видом, обхохочешься, поднимал палец ботаник, - кит это не рыба, а млекопитающее, которое происходит от таких же млекопитающих как и мы, просто вернувшихся в воду, и там утративших конечности, трансформировавшиеся в ласты...
− И кит им блядь не рыба, - качал головой возмущенный Петрика, от волнения вытащивший из пачки в штанах папироску.
Папаша глядел на штаны неодобрительно. Сами-то они с щенком переоделись, словно дурачки какие. Ну, какой смысл переодеваться в поезде, если в нем равно грязно, потому что здесь никто не переодевается?! Ну, чисто слово, дебилы!..
Петрика сунул в рот папироску, но поймав взгляд ботаника, передумал. Еще проводникам настучит. Русские проводники не то, что молдаване. С нашими можно иметь дело, подумал Петрика, вспомнив, как рассовывали наши проводники под полки коробки с абрикосами. Кстати, как они там, вспомнил Петрика, и полез на третью полку. К счастью, абрикосы были целые, сок не тек... Облегченно вздохнув, Петрика спустился на вторую полку.
− Кстати, об абрикосах, - сказал восторженно папаша-дебил своему щенку, - хочешь, почитаю тебе про них?
− Давай! - вякнул несносный мальчишка, от вида которого у Петрики уже голова болела.
− В косточке такого плода, как абрикос, содержится множество ядовитых веществ, - сказал папаша.
− Блядь, ну что за чушь?! - возмущенно подумал Петрика.
От нервов он решил перекусить, и осторожно обсасывал рыбную косточку, стараясь срыгивать в сторону, а не перед собой. Ну, чтоб самому не пахло. Родика нажарила чудесного толстолоба, только костлявого. Так что Петрика ел рыбу. Глянув вниз, он поймал презрительный и полный отвращения взгляд ботаника. Нет, со вздохом подумал Петрика, город есть город, село есть село. И вместе им не сойтись. Не поймет столичный горожанин, кишиневец вроде Петрики, вот такого вот очкастого сельчанина из Тирасполя. Доел рыбу, собрал косточки в ладонь, приоткрыл окно, ссыпал все туда, закрыл, вытер руки о матрас, потянулся к баклажке. Хлебнул.
− Хочешь? - спросил он ботаника из вежливости.
− Нет, спасибо, - конечно, отказался тот.
Петрика еще раз с сожалением глянул на Толика, но тот все спал да спал. Выпить было не с кем. Что же, оставалось поискать компанию.
− Так вот, абрикосы, - продолжил папаша срывающимся от негодования голосом.
− Хуекосы, - шепотом срифмовал Петрика, который решил развлечься.
− В косточке плода содержатся ядовитые вещества, напоминающие по своему составу цианистый калий...
− Хуялий...
− И достаточно десяти ядрышек орешков абрикосовой косточки...
− Хуесточки....
− Чтобы умер ребенок. И двадцати, чтобы умер взрослый...
− Хуеслый...
− Вот так, - сказал папаша сыну.
− Двадцать абрикосовых косточек, сынок, и взрослый погиб!
− Вот это да, - сказал щенок.
Петрика от негодования едва не подавился ногтем, которым чистил зубы. Ну что за хрень пишут в этих идиотских книгах, а?!
− Значит, - сказал от, негодуя, и сев, - двадцать абрикосов убивают человека, по-твоему?
− Не по-моему, - сказал ботаник, - а по-ихнему.
− По чьихнему? - спросил в ярости Петрика.
− По академие-наук-хнему, одобрившему в печать издание «Мир живой природы для детей», издательство АСТ, - прочитал, издеваясь, очкарик.
− АБС, - в ярости сказал Петрика.
− Что? - не понял очкарик.
− А, - махнул рукой Петрика, и, негодуя вышел.
− Хуй на, - шепотом сказал очкарик.
Мальчишка захихикал.
ХХХ
Постепенно в вагоне стало хорошо. В нескольких купе пили вино. Во всех кушали жареную рыбу. Проводники носились между купе, но их всюду слали к чертовой матери и это было еще не самое отдаленное место, куда их просили пойти. До русской таможни оставалось еще половина суток
а сейчас "трудолюбивые" малые народы сосут хрен в буквальном смысле. потому что работать не умеют, и не любят. зато гонору и звездежа о "ленивых русских" - хоть отбавляй.. Проснулся Толик, и Петрика раздавил с ним баклажку, рассказав про несусветную чушь, которую нес этот кретин по купе.
Толик только диву давался.
− Значит, двадцать абрикосов и ты покойник?! - не верил своим ушам он.
− Точно тебе говорю! - злился Петрика.
− Ну бля ученые лещи бля копченые! - смеялся Толик.
− Говны копченые!!! - возмущался Петрика.
Дверь купе открылась и мимо них с независимым видом прошел ботаник с сыном. Оба держали в руках... зубные щетки. Толик чуть с откидного стула не упал. Когда ботаник с сыном скрылись в туалете, Толик повернул свое лукавое лицо истинного бессарабца к Петрике и сказал:
− Культура...
После чего беззвучно рассмеялся.
Петрике стало легче. С Толиком все становилось ясным и понятным. Толик быстро соображал и был веселым. Он всегда разбирался, что к чему, и помогал разобраться в этом своим односельчанам. Толика на мякине не проведешь. Петрика был спокоен: если ботаника собрался высмеять Толик, то ботанику не несдобровать. Никому не устоять против лукавой молдавской насмешки. Тем более, какому-то говну очкастому из-под Тирасполя. Парни дернули еще вина, не стесняясь. Впереди было месяца три изнурительной работы на стройке. На сырой санкт-петербургской даче, у какого-то немца, у которого в прошлом году ребята из их села поставили забор. Фамилия у него была странная. Левантон... Левентан? Ну, да неважно.
Важно было лишь то, что климат в Санкт-Петербурге сырой, хозяин пьяных не любил, все время что-то черкал да читал, глаза портил, так что следовало заранее разогреться и напиться вдоволь. Так что ребята купили на украинском полустанке бутылку водки, - ну, чисто погреться. И, конечно, кастрюлю вареников. Продолжать решили в купе. В тамбуре, куда вышли предварительно покурить, стоял крепкий мужик. С серьгой в ухе, фигурой боксера и сумасшедшими глазами, которые не позволили Толику пошутить насчет серьги. Мужчина почему-то пел. Получалось ужасно.
− Молдаване, молдаване, мое сердце под прицелом! - выл он протяжно.
− Офицеры, молдаване, пусть свобода воссияет, - ревел он затем.
− Заставляя блядь огнем сиять сердца! - кричал он, после чего пил из горлышка коньяк.
− Здоров, братишки, - обратился он, наконец к Петрике с Толиком.
− Здоров, - сказали они.
− Закурить есть? - спросил он.
− Есть, - сказали Петрика с Толиком и достали свои папиросы.
− А я бросил! - радостно сказал мужчина.
− Тогда нет, - сказали Петрика и Толик.
− Я лейтенант запаса молдавской армии, - сказал мужчина.
− Так точно, - сказали Толик и Петрика.
Молдаване Толик и Петрика, как всегда, когда с молдаванами разговаривают строго, отвечали негромко, внимательно, и глядели себе под ноги. Мужчина хлебнул еще коньяку, покрутил головой, разминаясь, и сказал:
− Сегодня я отмечаю день Национальной армии, в которой никогда не служил, и это блядь очень характерный для постмодерниста поступок.
Стало понятно, что мужчина нарывается на драку. Вот уже и ругается «дернистом» каким-то..
− Споем?! - спросил он их.
− Ой! - сказал Толик и показал пальцем за спину крепышу.
Тот обернулся, а Петрика и Толик шмыгнули в вагон, а там стремительно бросились в купе. Прислушались. В вагоне кто-то потопал. Потом раздался голос:
− Друзья, где же вы?!
Толик и Петрика переглянулись и заперли дверь.
Опасность миновала, так что друзья снова развеселились. Тем более, что в купе происходили ужасно смешные вещи.
Очкарик учил сына писать.
ХХХ
Выпив еще вина, Толик с ласковой улыбкой простачка начал атаку. Свесившись сверху, он спросил:
− Пишете?
− Ага, - буркнул папаша.
− Все пишете... - сказал Толик.
− Ага, - сказал папаша.
− А не надоело? - спросил Толик.
− Не-а, - сказал папаша.
− А я его спрашиваю, - ласково сказал Толик.
− Его? - спросил папаша.
− Ну да, - мягко пропел Толик.
− Не надоело? - спросил папаша.
− Нет, - сказал мальчишка, выводивший букву фломастером в блокноте.
− Какой пацан у вас бледный, - сказал со вздохом Толик.
− Вот мой, старший, их у меня трое, он в семь лет уже в поле, работать помогает, а сам весь крепкий, здоровяк, - сказал Толик.
− А ваш... бледный какой-то.
− Это у него кожа такая, - сказал папаша, поправив очки.
− А вот вы кто? - спросил Толик.
− Я? - спросил папаша нервно.
− Ага, - сказал Толик.
− Я библиотекарь, - сказал нервно очкарик.
− Зарплата небось маленькая? - спросил Толик.
− Ну да, - сказал очкарик неуверенно...
− Так езжай в Москву, зарабатывать, - сказал Толик.
− А ребенок? - спросил папаша.
− А что ребенок? - спросил Толик.
− Профессор ты профессор, - пристыдил он библиотекаря, - ребенок твой вырастет и будет стыдиться своего отца, который ему даже кроссовок купить не может.
− Ребенку нужен отец... рядом... - неуверенно сказал библиотекарь, произведенный Толиком в профессора.
Толик улыбнулся. Петрика наслаждался. В почерневшем окне мелькали огни деревенек, потерявшихся в густых черниговских лесах. От тусклого света снова клонило в сон.
− Ребенку нужно, чтобы он был одет не хуже других, и магнитола у него была, и мопед, чтоб девчонку покатать, - сказал Толик.
Профессор снял очки, и негодуя, сказал:
− Будущее это образование!
− Хуезование, - одними губами сказал Петрика, и друзья со смеху едва не подавились.
− Что вы там ржете?! - негодуя, сказал очкарик.
− Вы всю свою жизнь в Подмосковье будете дачи строить, - сказал он, - и дети ваши будут, а все почему? Потому что папы им из Питера и Москвы да Италии мопед привезут, а книжку — нет!
− А зачем нам эти книжки, - мягко спросил Толик, - враньем голову детям забивать?
− Враньем? - чуть не подавился языком очкарик, и Петрика его даже пожалел на мгновение.
− Конечно, - мягко сказал Толик, - чистейшим враньем.
− Чушью про то, что человек от двадцати абрикосов умирает, - сказал Толик.
И презрительно рассмеялся.
Петрика лишний раз подивился тому, как Толик ловко умеет подвести все к нужной ему теме. Толик голова! Безо всяких книг блядских...
− То есть, вы считаете... - растерянно сказал очкарик.
− Я не считаю, - сказал Толик.
− Я в селе рос, профессор, - сказал он, - и абрикосами объедался так, что...
− Срал я от них, что твой Ниагарский водопад, - интимно поделился Толик
Очкарик метнул негодующий взгляд на Петрику. Ну словно проводник — стаканы, позабавился Петрика.
− Это же подтверждено и проверено Академией Наук! - сказал очкарик.
− Чушь все это, - сказал Толик, - лучше бы ты ребенка побегать в коридор пустил...
− Я... вы... да... -возмущался очкарик.
− Петрика, дай абрикосов, - сказал Толик.
Мальчишка заинтересованно глядел на взрослых. Дверь в купе была уже открыта, и в проеме собралось уже с два десятка любопытствующих, привлеченных спором. Даже проводники стояли, бессильные что-то сделать, поэтому они просто расслабились и стали получать удовольствие от потрясающего зрелища. Спор Теории и Практики, Наития и Разума...
Петрика, торжествуя, снял коробку с третьей полки. Ничего от двадцати съеденных абрикосов хозяину не станет. Не заметит он недовеса. Перебьется Левиафан этот, все равно за коробку сразу платит...
− Раз, - сказал Толик, торжествующе, очистив съев абрикос, разбив косточку и сожрав ядрышко.
− Вы хоть помойте их, - страдальчески сказал очкарик.
− Зачем? - спросил Толик, пожирая второй и третий абрикосы.
− Там же бактерии... - сказал неуверенно очкарик.
− Это в книжках так написано? - спросил Толик, и вагон радостно заржал.
Не смеялся лишь мужичок с серьгой. Он лишь грустно покачал головой, и ушел в начало вагона, некрепко держась на ногах, и очень крепко — за початую бутылку коньяка. Встал там напротив окна, уперся лбом в стекло и стал о чем-то думать. Не наш человек, подумал с неприязнью Петрика. Слишком много блядь думает.
− Семь, - считал хором вагон.
− Восемь, - звенели голоса все громче.
− Девять!
Очкарик глядел, как абрикосы исчезают в пасти Толика. Как белые, ядреные зубы здорового, цельного молдавского парня дробят и крошат, - словно косточку абрикоса, - все идиотские, оторванные от жизни представления очкариков-вонючек из Академий Наук про настоящую жизнь. Как облетает шелуха псевдо-учености со рта Толика, который запивал каждую абрикосинку и ее ядрышко стаканом чудесного молдавского вина. Того самого, которое делают из сорного сорта бакон. От которого член крепче Эйфелевой башни, а язык — чернее молдавской ночи. Очкарик глядел...
− ...надцать! - кричал вагон.
− ...тнадцать! - ревели все.
− Двадцать!!! - закончили они.
Толик торжествующе доел двадцатое ядрышко, хлопнул еще стакан и поднял верх руки. Весь вагон аплодировал. После этого двадцать абрикосов — а Левенталь (вот, вспомнил!) ничего не заметит, потому что оставшиеся абрикосы намочим, и коробка отяжелеет, решили парни, - скушал и Петрика. И что? И ничего! Поезд несся. Люди смеялись.
Даже сын глядел на очкарика с презрением.
ХХХ
Ночью купе разбудили русские пограничники. В спящих тыкали фонариками, трепали за плечи, бегло просматривали документы.
− Эдуард Ильченко... - узнал из уст пограничника фамилию очкарика Петрика
− С какой целью едем? - спросили очкарика.
− Визит к родственникам, - сказал убитый вечерним фиаско очкарик, и Петрика радостно понял, что ботаник не спал всю ночь.
− Поделом тебе, - подумал он.
− Сука блядь ученая, - подумал он.
Сел, протянул паспорт служивому. Дверь была распахнута, так что Петрика видел, как проверяют документы в коридоре у крепыша с фигурой боксера и очередной бутылкой коньяку. Какая по счету, интересно, подумал Петрика. Из тех, что он видел, четвертая. Словно в песок уходит, с уважением подумал Петрика.
− Цель визита? - спросил пограничник.
− Сугубо личная, - сказал крепыш, не отрывая лба от окна.
О том, что он выпил, можно было судить лишь по тому, как медленно и четко произносил крепыш слова. Настоящий молдаванин, умеет пить, подумал Петрика. Эх, если бы еще не думал столько, подумал Петрика.
− А поконкретней? - спросил пограничник.
− Поконкретнее? - спросил задумчиво крепыш.
− Поконкретнее, - с усмешкой сказал пограничник.
− Поездка в северную столицу России, город Санкт-Петербург на церемонию вручения литературной премии «Национальный бестселлер» в качестве лауреата, коим я и являюсь по результатам голосования высокого жюри , - проговорил умеющий пить, но чересчур задумчивый молдаванин, глядя в окно
− Ни разу не запнулся, - подумал восхищенно Петрика.
− Гм, - сказал пограничник.
Молча протянул документы, и ушел, оглядываясь.
Крепыш сунул паспорт в карман, не глядя, и хлебнул.
Поезд тронулся.
ХХХ
Утром, когда остывшие тела умерших от цианида Петрики и Толика вынесли из поезда, а проводники, трясущиеся после допроса, отпаивали друг друга валерианой, очкарика Ильченко с сыном перевели в другой вагон. С очкарика еще взяли расписку о невыезде по приезду.
− Придется дать показания еще, - сказали хмуро два следователя.
Очкарик покивал судорожно, и утащил мальчишку в соседний вагон, где им выделили отдельное купе. Без соседей, от греха подальше...
Вагон мрачно молчал. Смеялся только лауреат премии «Национальный бестселлер», открывавший девятую бутылку. Он называл это «уважить Роспотребнадзор». В проклятое купе, опечатывать которое не было смысла, уселись два следователя, которым все равно нужно было ехать до Москвы. Вздохнули. Покачали головами.
− Долбанные молдаване, - сказал один.
− Долбанные идиоты, - сказал другой.
− Нет, ну блядь... - сказал один.
− Да нет слов, - сказал другой.
− Да я с детства видел, как старое варенье с косточкой выбрасывают... - сказал один.
− Да это же блядь азы, - сказал другой.
− Кретины, - сказал один.
− Идиоты, - сказал другой.
− И вот семеро сирот блядь, - сказал один.
− … - сказал другой.
Помолчали. Огляделись. На верхней полке лежало несколько раздавленных абрикосов. В углу у окна на нижней — рыбные косточки. Пачка папирос «Жок». Один следователь вытащил папиросу, понюхал, брезгливо бросил на пол. Положил ноги в обуви на полку напротив. Почувствовал что-то твердое. Под скомканным полотенцем была книжка.
«Мир живой планеты».
Скучая, раскрыл наугад. Прочитал вслух:
− В очень малых количествах наш организм вырабатывает и такое вещество, как этиловый спирт...
− Да, читал, - вяло откликнулся второй.
− Тот самый, который в больших количествах бывает смертельным веще...- читал первый.
− Ну ясен пень, - сказал второй.
− Смертельная же доза этилового спирта составляет 400 миллилитров на человека...
− А? - сказал второй.
− Четыреста, - сказал первый.
− Что-то они не то, - сказал второй.
− Ну да, - сказал первый.
− Эвон, мне дед говорил, в деревне у них парень выпил два литра самогона, - вспомнил он.
− Убивает за полчаса... - недоуменно прочитал второй.
− Чушь блядь какая-то, - сказал первый.
За окном мелькал подмосковный пейзаж. Мужчины посидели еще полчасика. Книга бросалась в глаза...
− Да прям, - нарушил молчание один
− Чего-то не верится... - сказал другой.
− Херню какую-то пишут, - сказал один второй.
− Детей пугают, - сказал первый.
− Ну да, те же не проверят, - ответил второй.
− Нет, ну напишут же! - усмехнулся первый.
− Свистят как Троцкий! - сказал второй второй.
− А как проверишь? - спросил первый.
− Думаешь, у проводников спирта нет? - спросил второй.
− Есть, - сказал первый.
− Четыреста граммов за полчаса насмерть, вранье, - сказал первый.
− Ну так, - сказал второй.
− А знаешь... - сказал первый...
Мужчины поглядели друг на друга пару секунд.
За окном начинались предместья Москвы. Поезд, медленно покачиваясь, ехал мимо бетонных блоков с граффити и надписями «Бей пидарасов, черных и ментов», «Путин, уходи! НБП», «Русская литература умерла, а я нет», «Русские, это город ночхов!» и «Добро пожаловать в столицу Хачистана».
До вокзала оставалось как раз полчаса.
5 Голосов
...Наши-то к этому времени уже даже не на пол-шестого... 
